Заклятие Лусии де Реаль (сборник) - Иван Головня

– Я ожил потому, что мне очень захотелось узнать, как это ты, негодяй… – повысив голос, с расстановкой произносит Дудко.

– Но-но! Выбирай выражения! Я честный предприниматель! – возмущённо выкрикивает гробовщик.

– …как это ты, «честный» негодяй, ухитрился всучить моей жене вместо дубового гроба сосновый, а деньги взять, как за дубовый?

– Это поклёп! – дёргается как ужаленный Шорт. – Ты ответишь за свои слова!

– Нет, это не поклёп, а факт. Факт, свидетельствующий, что ты, прохвост, обманул несчастную вдову. И отвечать за это тебе придётся перед судом, жулик ты несчастный.

– Чья бы корова мычала, а твоя молчала. Тоже мне… праведник нашёлся! А сколько ты, подлая твоя душа, продал людям гнилого, негодного в пищу мяса больных коров и свиней? Скупаешь за бесценок всякую дохлятину, а мясо из неё продаёшь как первосортное.

– Это я продаю гнилое мясо? – вскипает от негодования Дудко. – Ты хоть думаешь, что говоришь, морда твоя еврейская? Я продаю гнилое мясо!

– Ты, ты! – спешит заверить его гробовщик. – Кто же ещё? Думаешь, никто не знает, как ты свои тысячи нажил? Нажил ты их, продавая доверчивым людям порченое мясо. Жулик ты, проходимец и надувала…

– А ты… ты… – задыхается от распирающего гнева мясник, – а ты жид пархатый! Вот ты кто! На людском горе наживаешься. Мертвечиной, как шакал, питаешься! Вдову обманул на десять долларов!

Рабочие, чтобы не слышать этот обмен «любезностями», из деликатности выходят один за другим из мастерской, оставив спорщиков наедине.

– А ты… жадюга, хохол ненасытный! Я хоть людей не травлю! А ты скольких несчастных свёл уже со свету своей гнилятиной? Таких, как ты, судить мало! Тебя самого следовало бы отправить на твою же бойню. Под топор! – всё больше распаляется Бен Шорт, брызгая слюной в раскрасневшееся лицо Джека Дудко – Вишь, он за десятью долларами пришёл…Бедняк несчастный…

Набычившись и тяжело дыша, оба пожирают друг друга полными злобы глазами и готовы вцепиться друг другу в горло.

Первым от слов к делу переходит Дудко. С криком: «Я вытрясу из тебя эти десять долларов!» – он хватает Шорта руками за цыплячью шею и несколько раз, едва не оторвав голову, хорошенько его встряхивает. Затем, войдя в раж, начинает душить своего более слабого противника по-настоящему, навалившись на него всей тяжестью своего тела. Шорт теряет равновесие, падает спиной на верстак и кривится от боли: в бок ему вонзилось что-то острое. Он пытается крикнуть, но пальцы мясника клещами сжимают ему горло. Шорт понимает, что ещё несколько секунд промедления, и придётся прощаться с белым светом. Прощаться к тому же молча, мысленно. И тогда он начинает судорожно шарить руками по верстаку в поисках чего-нибудь тяжёлого или острого. К его счастью, правая рука натыкается на молоток…

* * *

Хоронили Джека Дудко в его прежнем, сосновом гробу. И тем не менее, надо полагать, больше претензий к своей «последней обители» у бывшего мясника не будет. На сей раз он умер по-настоящему и навсегда. Самое убедительное подтверждение этому – проломленный молотком череп, – удар пришёлся точно в левый висок.

Понёс ли Бен Шорт наказание за убийство? Пока нет. Хотя со времени смерти Дудко прошел без малого год. Дело в том, что морионские судьи до сих пор не пришли к единому мнению: считать Джека Дудко человеком и полноправным гражданином Баккардии или рассматривать его всё-таки как покойника, на которого законы не могут распространяться. Ведь, согласно справке, выданной морионским муниципалитетом Марте Дудко, её муж причислен к категории горожан, умерших естественной смертью и похороненных на 2-м городском кладбище. А другой справки, свидетельствующей, что покойник, пролежав ночь в могиле, чудесным образом воскрес, ни Джек, ни Марта взять не успели. Вот и ломают теперь юристы головы над вопросом: можно ли наказывать человека за убийство несуществующего человека (проще говоря, трупа) или нет? Неизвестно также, в каких пределах допустима защита живого человека в случае нападения на него покойника. Об этом в уголовном кодексе Баккардии тоже не говорится ни слова.

Впрочем, злые языки поговаривают, что несовершенство баккардийских законов тут ни при чём. Причина всей этой канители, считают они, заключается вовсе не в уголовном кодексе, а в деньгах. Перед деньгами, как известно, ничто и никто устоять не может. Даже судьи. А денег у Шорта хватает – несмотря на все старания медицины, люди в Морионе умирают постоянно, изо дня в день. Вот почему Бен Шорт и дальше продолжает делать свои гробы и при случае надувать простоватых клиентов.

Все мы люди, все мы человеки…

– Да-а! Вот это па-арень! – восхищённо шепчет на ухо своей подруге Рива Рольф, симпатичная брюнетка лет двадцати с короткой стрижкой и карими, пылающими неподдельным восторгом глазами. – Вот это действительно революционер! Вот кто по-настоящему ненавидит богачей! Остальные только сюсюкают да сопли растирают. С таким я пошла бы, не задумываясь, на что угодно – хоть в огонь, хоть в воду. Почему я раньше не видела его?

– Потому что ты редко бываешь на наших собраниях, – шепчет в ответ подруга. – Совсем отбилась от рук. Закопалась в своих книгах и света Божьего не видишь.

– Всё! Отныне я буду самым активным членом организации. Только теперь я начинаю видеть смысл в нашей деятельности. Раз есть ещё такие люди, как этот парень, значит, дело наше небезнадёжное. Кстати, как его зовут? Я была невнимательной вначале.

– Марк Болтон. Он работает слесарем-сантехником в мастерской городского коммунального хозяйства. А признайся-ка, подруга, уж не влюбилась ли ты в него?

– А что, в такого и влюбиться можно. Тем более что и с виду он вроде бы ничего…

Разговор этот происходит на нелегальной сходке молодёжной секции городской организации Союза рабочих социалистов-революционеров, сокращённо СРСР, в небольшой столярной мастерской под названием «Всё для кухни», которую любезно предоставил в распоряжение молодых социалистов её хозяин Барри Штурм – давний, несмотря на своё буржуазное происхождение и положение, приверженец идей свободы, равенства и братства и один из руководителей морионских социалистов-революционеров.

Девушки, болтая свисающими ногами, сидят на широком пыльном подоконнике. Остальные – а всего народу в мастерской собралось около полусотни человек – тоже располагаются где кому пришлось: на верстаках, на штабелях досок, а то и просто на полу. Повезло пришедшим первыми: они вальяжно восседают на новеньких, ещё не отправленных заказчикам табуретах, стульях и столах.